Вот так   и подкрадывается старость. Вместо новомодных песен вдруг начинаешь слышать старые мелодии, понимать то, что недопонял тридцать лет назад, да и не сильно-то старался. И вдруг приходит понимание, только изменить ничего нельзя. 

          Но можно вспомнить. 

И луна, качаясь в небесах высоко,
На кота взирала благосклонным оком.
Пела флейта грустно, и её заслышав,
От большого чувства всхлипывали мыши.

Наталья Некрасова

          А котовьи флейты снова заиграли во дворах: воинственные и романтичные – песни о сбывшемся, несбывшемся, сбудущемся. Ведь оно будет, это будущее, только не стоит забывать о прошлом. Помнить с теплотой и все бОльшим пониманием того, что когда-то не сумел осознать. Вот и нарисую я под звуки кошачьих флейт из света луны, воспоминаний и новоприобретенного понимания – триптих о Коте.

Картина первая

          Коты – это такие существа, которые просачиваются из безграничья Вселенной через какие-то червоточины в наш замкнутый мирок. И наполняют его не только ласковым мурчанием, кусем, ночным тыгдыком, лечебным топтанием, когда болит душа или другие органы; снобизмом, эгоизмом и в то же время умением поймать в зубы большую беду и увести ее от семьи. Как это в них умещается? Просто потому, что коты — безграничны и способны занять собой любой объем.

          Теперь я в позиции восхищенного туриста, взирающего снизу вверх на Колосс Родосский. После 93-го года у меня начались очень сильные аллергии на то, что раньше было вполне доступно. Говорят, подарок Чернобыля. Теперь я восхищаюсь котами на расстоянии. Но  от  этого мое восхищение не становится меньше.

          А когда-то у нас был Кот, вот так, с большой буквы. Моя многомудрая мама его подобрала, когда проворачивала свою очередную многоходовочку. Она любила прогуливаться с мусорным ведром по двору, когда я должна была возвратиться с гулек. Я любила на тех гульках задерживаться, а мобильных тогда еще не было. Прости, мам, пришло мое время «ходить с ведром» и ждать детей с гулек, и наличие мобильных все равно не сильно спасает. Понимаю тебя, ма, но ты уже не слышишь.

          Так вот, гуляла моя мама с ведром, а какие-то люди грузили в темноте на пикапчик здоровенную катушку кабеля. Память у мамы была дай бог, как и зрение. А еще какие-то нехорошие люди сломали дверь в подвальчик за лифтом, где все соседи хранили картошку и овощи (на дворе девяностые, мамин короб вандалы еще не тронули, но делать же что-то надо). ЖЭК таинственно молчал.

          Утром мама вышла в молочный, а во дворе жэковский прораб в дюжину этажей костерит все, потому что кабель украли нехорошие люди.

          — А что? — спросила про между прочим мама. — Если вам катушку вернут, то, может, вы и дверь в парадное и подвал почините?

          — Да я, дамочка, *****, вам что угодно починю!

          — А! — сказала мама и продолжила путь в молочный. А была она старшей медсестрой в поликлинике МВД. И в ее записной книжке было в избытке людей, которым она много добра причинила. У некоторых звездочки на плечах едва умещались.

          Она большого скандала не желала, только картошку спасти. И потому попросила:

          — Дайте мне телефон хозяина вот этого пикапа.

          Позвонила по номеру и вежливо попросила вернуть катушку на место. Никто и крик поднимать не будет.

          Катушку вернули той же ночью. А прораб пару дней отнекивался, а потом сказал: «Ну, нет, дамочка, возможности такой».

          – А! — сказала мама и снова позвонила по номеру пикапу:

          — Забирайте катушку! Оказывается она никому не нужна. А номер я забуду. А если вы не заберете...

          И что вы думаете?! Той же ночью катушка пропала. Мама с ведром наблюдала за кармой в действии издалека. Из-за мусорных баков.

          Так вот, карма, она такая. За мусорным баком кто-то слабо плакал — жалкий, рыжий, облезлый, едва глаза открылись. Когда я вернулась домой с гулек, пузо у рыжего было круглое, и он посапывал на моем старом детском одеяльце.

          Где-то в Вышних Высях, видимо, было принято решение, что только Кота нам и не хватало в тогдашней ситуации. Иногда казалось, что мама впустила в дом Мировое зло. Но по зрелом размышлении, мы поняли, что все-таки Добро. Только очень воинственное добро, наводившее свои порядки в доме если не огнем и мечом, то сильной когтистой лапой и недемократическими методами. А что еще с этими глупыми женщинами поделать можно?

          Он нас мирил, объединял и любил. Командировку ему к нам выписали недолгую. Но он справился. Отвел, наверное, не одну беду. А самую большую увел за собой, играя на своей флейте. Когда маме надо было на очередной скрининг, и ей было страшно, потому что по всему выходило, что все страшное вернулось назад, Кот не отходил от нее несколько дней. А за день до назначенного обследования он ушел, как регулярно уходил, молодой боевитый кошечколюб. Но больше не вернулся. А обследование прошло хорошо. 

Картина вторая

          Кот явился в смутное время девяностых в квартиру, где жили три женщины. И когда немного отъелся, то решил, что этому жуткому хаосу не хватает крепкой лапы, верного воспитания и руководства. Пропадут ведь, дурищи! Как и жили-то без меня?!

          Прежде всего он занялся хозяйством. Мусорное ведро перекочевало сначала на плиту. Какая несусветная глупость — одного прыжка достаточно! Ведро стали запирать в туалете, на дверь снаружи поставили крючок. Колбасу нельзя, дурочки, оставлять на столе! Сожрать кольцо краковской, доставшейся по великому случаю к празднику, — не влезло, но он его понадкусывал равномерно сверху по всей длине. Как и курицу к бабушкиному дню рождения.

          — И денег нет, и где ее вообще, эту курицу, брать снова?! Мне Галька по большому блату... А придут бабушкины подружайки! Потом будут рассказывать, что невестка Ванде Юлиановне стол не накрыла. Это ж он, подлец, только с очередной помоечной свадьбы притащился! Никто ж не ожидал. Вот и не спрятала! Еще какую заразу в курицу занес. Мне завстоловки говорила, что мясо с душком в марганцовке вымачивают, потом и готовят. Как думаешь, в какой пропорции разводить?

          — Ой, мам, все! Курица пройдет термическую обработку в духовке! Какая зараза?!

          — А с этой рваной раной на спине что делать? Я ж думала на бутылке и с  солью готовить. Подружки заметят. Опять скажут со вздохом: «Невестка!»

          — Так и приготовишь! А сверху какие-то розочки из морковки, как ты умеешь. Потом быстро на части и с поклоном по тарелкам.

          С хозяйством Кот справился быстро — все закрыто, прибито к потолку и идеально убрано.

          Даже у соседей. У нас был один огромный балкон на две квартиры, перегороженный шкафом. Но не до самого верха. Ну, что сказать… когда мы исчерпали все извинения, особенно по поводу попугая, мы пристроили с мамой, как настоящие верхолазы, плиту ДСП, которая даже немного выступала за край балкона.

          Тогда он взялся за более тонкую воспитательную работу. Где-то в Вышних Высях, откуда его прислали, он видимо проштрафился и достались этому ангелу три вздорные бабы: плачут, ругаются, мирятся-обнимаются. Поют иногда. Понять их сложно, а надо постоянно утешать всех, с разными гормональными ритмами, успокоительный «тракторець» включать постоянно, а «дизель»-то не бесконечный. Одним хеком мороженым его не заведешь. А глупые женщины не понимают: нужен жар в крови, эмоции, кошечки, драки. Я ж не надолго! Только подзарядиться, чтобы вас же потом утешать.

          — Никуда ты не пойдешь! — закричала мама, еще и полотенцем по столешнице хлопнула, услышав вопли кота под дверью. — В прошлый раз еле откачали от твоих походеньок! Думали, все уже! А денег, денег — прорва на ветеринара!

          — Мдаууу?! — переспросил грозно кот от дверей.

          – Да! – решительно ответила мама. – Зима на дворе. Какие женихания?!

          – Ухууу! – раздалось откуда-то потусторонним криком баньши.

          В кладовке на верхней полке стояли свежекупленные парадно-выходные финские сапоги на цигейке. У нас был с мамой один размер на двоих. И сапоги тоже одни на двоих, как у Филипка. Потому что с деньгами напряга. У кого сегодня парадный выход в свет, тот и надевает.

          Ничем нельзя с натуральной цигейки и кожи вывести запах морально-неудовлетворенного кота. Даже французскими духами. Мыли, сушили, сода, газеты, опилки.... Если надеть на ногу – сразу вспоминаешь, что Кот предупреждал.

          Он много о чем предупреждал, Кот умел воспитывать людей. Но и умел лечить душу. А мы лечили его подранную в боях шкуру. 

Картина третья

          Кот был истинным воином и держал в страхе все сходящие террасами запутанные дворики и подворотни нашего квартала. Рыжее поголовье во двориках множилось. Мы же поначалу этого не заметили. Были заняты — латали Котовьи ранения. В семейном бюджете появилась строка «боевые потери».

          Почему же это ангельское создание не было кастрировано?! Как ни странно, этот вполне резонный вопрос почему-то на семейном совете никогда не поднимался. Думаю, что мама, как ответственный котовладелец, в этот момент пребывала в сумеречном состоянии. Состоянии потери всяческих ориентиров. Хотя всегда была человеком, который хотел улучшить в этом мире все, что попадалась ей на глаза. Но на дворе были дикие девяностые. Совсем недавно ушел папа. У мамы был тяжелый диагноз, операция, химия. Прогноз вроде и хороший, но... А еще она забрала к себе свекровь, «сменялась», чтобы старшая сестра с мужем переехали жить отдельно. А бабушка Ванда была женой генеральской, с истинно генеральским характером (тем, что не коня на скаку, а кавалерийскую атаку крылатых гусар остановит и отправит невестку тушить горящую избу) и начинающимся Альцгеймером. Сейчас, на пороге полтинника, я стала понимать маму гораздо лучше. Как бы нам ни казалось, что мы контролируем ситуацию, а жизнь всегда повернется к нам дулей: «Это кто тут такой самонадеянный? Контролируешь? Ну-ну». Но мама совсем не сдалась, просто отступила немного на более выгодные тактические позиции.    Кот, видимо, как некоторая хтоническая сущность, порождение Хаоса, бродил по верхам выстроенных мамой редутов. И «улучшать» или перекраивать Кота мама не хотела. Просто сошьем еще одну юбку богатой клиентке или торт испечем зашибенный на заказ, и спишем на «боевые потери». За это Кот ее любил больше всех. Он мог часами сидеть и смотреть, как она шьет или готовит. И никогда, никогда, когда она готовила на заказ, он не спер ничего со стола. Как знал.

          С бабушкой Вандой он очень любил петь. Да-да, она пела, причем на польском. Потому что подкравшийся Альцгеймер сжирал потихоньку все близлежащие воспоминания, уводя ее все дальше и дальше в польскую слободку на берегу заиленной Лыбеди. И туда к речке-Лыбеди мог пройти иногда только Кот. Потому что нам с мамой говорили:

          — А вы кто такие?

          — Ба, да я ж Ладка, дочка Алика!

          — Алик? А это кто? — не было сил, да и смысла, объяснять, что это ее старший сын.

          А Кот ей подыгрывал на своей флейте, у них была гармония.

          Когда я пыталась сдать на карту поляка, в советах было: расскажите что-то трогательное из детства, стих, к примеру, колыбельную спойте. К сожалению, пан консул из-за эпидемии ковида, лишился феерического зрелища, когда я, при полном отсутствии музыкального слуха, но наличии наследственного «генеральского» голоса, исполняю:

          – Aaa, kotki dwa,

             szarobure obydwa,

             jeden szary, drugi bury,

             a ten trzeci myk! do dziury.

          Бабушка уходила все дальше и дальше. Не достучаться. Иногда в прямом смысле. Однажды я вернулась из института, а дверь была заперта изнутри на засов. И никто не открывал. Я долго молотила, стучала. Кот завывал где-то внутри квартиры. Потом я уже поняла, что он пытался вызвать бабушку из тех далей, куда она ушла. Минут через сорок, при моральной поддержке соседей, было принято решение лезть через балкон, через шкаф (попугай еще не был удушен Котом, и доска еще не была установлена). Кот поддерживал, как мог, с той стороны балкона:

          — Не боись, нельзя отсюда свалиться с пятого этажа. Ну, при твоей неуклюжести, конечно, можно. Но только с этой стороны балкона. Да я каждый день туда-сюда. Попугай у них – стервец, и еду на столе оставляют.

          Что-то я себе ободрала, залезла в открытое окно кухни и на негнущихся ногах медленно прошла по квартире. Я уже в гостиной слышала, что бабуля жива. Поет. Красиво, заслушаешься.

          — Ну, ба... — только и сказала я. Я ж была девочка из хорошей семьи.

          Но я ж вообще о «боевых потерях». Кот пришел ночью, и голоса у него уже не хватило докричаться. Плох был. Утром он лежал на коврике у дверей. На хвосте была здоровая шишка — хвост прокушен между позвонков, сильно воспалился, и ходил Кот как-то плохо. Я не пошла в институт, был вызван на подмогу будущий муж. Кота спеленали полотенцем и засунули в сумку. И повезли далеченько так, на другой холм. Там была наша районная ветклиника.

          Сменный врач нас знал. Вколол обезболивающее, но попросил исчадье ада из сумки не выпускать и не распеленывать. А пока принял женщину с котом с переломанными лапами. Обезболивающе почему-то не подействовало. Кот горящим взором смотрел вокруг, выбирая жертву. Распеленался он самостоятельно. Мы держали последний бастион — сумку в четыре руки. Может, будущий муж и отступил бы под натиском Котовьего взора, но было очень неудобно передо мной. Вкололи еще полдозы. И через пятнадцать минут ветврач сказал угрюмо:

          — Ну, заходите, только из сумки не выпускайте, хвост достаньте. И держите.

          Надо было держать в четыре руки. Но вопль, который издал Кот, был подобен гласу трубы Армагеддона. Все четыре Всадника и кони рвались сквозь прореху мира. Я побежала к двери (потом оправдывалась, что закрыть, но брешу), а двух рук мужа не хватило. Хаос воцарился. Побежали все слабые духом: хозяйка кота с лапами в предбанник, а сам кот под батарею, так что только загипсованные лапы остались торчать. Остались только муж с прижатой к столу пустой сумкой и ветврач со скальпелем. Кот совершал неуправляемые хаотические движения по стенам и потолку. Минут, наверное, десять. Потом его все же сморила полуторная доза. Ветврач был настоящим героем и даже не сказал:

           — Идите на...!

           А сказал:

           — Нарыв сам вскрылся, но надо тщательно чистить. Где это долбаное полотенце?! Фиксируйте хорошо!

           А по  результату спросил:

           — Можно, конечно, и таблетки. Или колоть?

           Я, посмотрев на свои руки, ответила:

           — Колоть! — Все таки нас трое, почти четверо, бабушка, может, и не поймет, но подержать кокон с котом сможет, а мамина медсестринская рука не дрогнет. А будущий муж если еще здесь, то можно положиться тоже.

           Ветврач даже назначил нам перевязку, если сами не справимся. Но на лице его читалось единственное пожелание — провалиться поглубже в Тартар. Там таким самое место.

***

            Ты был с нами недолго, Кот. Спасал от подгоревших чайников бабушки, от тревог девяностых, нас от нас самих запутавшихся в жизни. Мирил. Наверное, начальство откомандировало тебя спасать чей-то другой хрупкий мир. Куда бы ты ни ушел, рыжий ангел с порванным ухом, я все же в трудные минуты слышу твое успокаивающее тарахтение. И любовно-воинственную флейту.